Николас Кейдж: «Я всегда думаю о человеке, которого изображаю»

Недавно в прокат вышла военная драма «Крейсер», в которой Николас Кейдж исполнил роль капитана потерпевшего крушение судна Чарльза МакВэя. Фильм основан на реальной истории, произошедшей на тихоокеанском театре военных действий Второй мировой войны.За день до премьеры, на которую Кейдж прибыл в Москву, актер в своем интервью рассказал о том, насколько актуально сегодня военное кино, поделился своими размышлениями об ответственности кинематографистов перед обществом, а заодно раскрыл подробности нового фильма, снятого сценаристом «Таксиста» и «Бешеного быка».— Фильмов о войне снято уже великое множество, и тем не менее они продолжают выходить. Все дело в зрелищности? Или нужна какая-то особая причина? — Для меня «Крейсер» — это фильм не столько про войну, сколько про предательство, совершенное Военно-морскими силами США по отношению к капитану МакВэю. На тот момент война уже близилась к концу. Крейсер «Индианаполис» доставил на Филиппины компоненты атомной бомбы, которую впоследствии сбросили на Хиросиму, а на обратном пути судно торпедировала японская подлодка. Это было в конце июля 1945 года. За четыре года войны на Тихом океане ВМС США потеряли немало судов, но только Чарльза МакВэя обвинили в гибели корабля.Лишь спустя много лет официальные лица ВМС признали капитана «Индианаполиса» невиновным и восстановили его доброе имя – хотя бы посмертно. Он действительно не был ответственен за потерю крейсера и гибель почти всего экипажа. МакВэй сделал все, что было в его силах, и тем не менее был обвинен в смертях сотен матросов. Вполне вероятно, что именно бремя вины в итоге и послужило для капитана «Индианаполиса» поводом свести счеты с жизнью. Видя ужасы и лишения, через которые прошел этот человек, начинаешь иначе переживать сюжетные перипетии множества других военных фильмов, основанных на реальных событиях.— Иными словами, это скорее драма, нежели военный фильм?— Безусловно. Съемки в океане пережить было несложно – океан я люблю. Диалоги тоже не вызвали затруднений, благо их в «Крейсере» не так уж много. Делом чести для меня было достоверно изобразить перед камерой своего героя. Чарльз МакВэй был, возможно, самым уважаемым капитаном своего времени. И он бы сохранил свой авторитет, если бы не роковая миссия, которую поручили ему и его команде. В характере этого человека лидерские качества не превалировали над сочувственным отношением к подчиненным. МакВэй хотел, чтобы его уважали, а не боялись, и к каждому члену своей команды он относился по-отечески – был внимательным, но в то же время властным.  — Насколько можно судить, исполняя роль исторического персонажа, вы придерживаетесь исследовательского подхода?— Абсолютно верно. Оливер Стоун, к примеру, любит повторять своим актерам: забудь, что у твоего героя есть исторический прототип – он такой же персонаж, как и любой вымышленный. Но я так не могу. Я всегда думаю об ответственности перед человеком, которого мне предстоит изобразить – причем независимо от того, жив он или мертв. Поэтому мне пришлось изучить биографию МакВэя. Я прочитал все документы, какие только смог найти, и почерпнул из них много такого, чего нет ни в сценарии, ни в самом фильме.Так, важный аспект трагедии, не нашедший отражения в картине, – это причины, по которым выживших моряков нашли так поздно (только на четвертый день после атаки). МакВэй не сомневался в том, что помощь обязана была прийти намного раньше, однако командование оставило без ответов его вопросы о том, почему этого не произошло. Из отчетов я узнал, что сведения о полученных сигналах бедствия были засекречены – иными словами, было решено сделать так, будто бы их никто и не получал. На самом же деле сигнал дошел трем судам, но капитан одного из них был пьян; на другом судне решили, что это японская ловушка, а капитан третьего и вовсе приказал его не беспокоить.Я часто узнаю что-то такое, что хотелось бы передать в роли. Не всегда это возможно, зато всегда интересно. Даже те мелочи, о которых вы, будучи зрителем, не узнаете, позволяют мне лучше понять своего героя, а значит, лучше вжиться в роль.— Каковы вообще ваши критерии выбора героя, сценария?— Я стараюсь выбирать роли таким образом, чтобы каждый следующий фильмы как можно меньше был похож на предыдущие, особенно на недавние. Конечно, с годами не повторяться становится все сложнее, но я стараюсь экспериментировать, меняться. Например, в какой-то период пытался изображать перед камерой пограничные состояния – как в японском театре кабуки, только на западный манер. Это избыточная игра и предельно концентрированные, но при этом точно выверенные эмоции. Такое современное кинобарокко. Может, этот период и затянулся слегка. Вынужден был даже целый год не сниматься нигде.— Это, судя по всему, был период перед нарочито сдержанной ролью в «Джо»?— Да, сценарий «Джо» идеально подходил для возвращения того Кейджа, о котором многие зрители, возможно, и позабыли уже.— В этом году вы также представляли в Каннах фильм «Человек человеку волк» от Пола Шредера, известного своим плодотворным сотрудничеством с Мартином Скорсезе. В частности, Шредер писал сценарии к «Таксисту», «Бешеному быку» и «Воскрешая мертвецов». В последней картине вы играли парамедика на грани и за гранью безумия. Судя по названию и учитывая то, что вашим партнером по фильму был Уиллем Дефо, нам можно не надеяться увидеть на экране «тихого» Кейджа? — Это отличный фильм. Как раз такой, в каких я сейчас очень хочу сниматься. Слово «movie» (кино) означает дословно что-то, что движется, и надо сказать, что этот фильм представляет собой безостановочное, безудержное движение в бешеном темпе. Трое только вышедших из тюрьмы парней берутся за последнее дело. Никто из них не хочет снова сесть на нары, так что подход самурайский: пан или пропал. В надежде сорвать большой куш, что позволит им навсегда покончить с преступным прошлым, они берутся за похищение младенца, и, разумеется, все идет не по плану. Абсолютно все. Но ведь будь все иначе, и фильма никакого бы не было, не так ли?